Матушка Пелагея, моли Бога о нас!

Так, однажды пришли к ней две женщины за духовным советом. Она встретила их светлая и задумчивая, как июльская зорька. На вопросы женщин сказала только одно:

— Прежде чем ваши обращения рассудить, я хочу, чтобы вы завтра сходили на службу в Рязань и благословились у отца Авеля.

В Рязани тогда действовала только одна церковь в честь иконы Пресвятой Богородицы «Всех скорбящих Радость». И священников было только трое.

— Полюшка, мы знаем всех рязанских батюшек, — ответили женщины, — отца Авеля среди них нет.

— А я вам говорю: идите и благословитесь у отца Авеля. Женщины по послушанию направились в Рязань и на следующее утро молились в Скорбященском храме. Каково же было их удивление, когда во время литургии владыка рукоположил во священники своего диакона Авеля Македонова.

Отец Авель с внутренним трепетом выслушал их решил обязательно познакомиться с Полюшкой. 

И вот однажды шел он по селу и встретил свою прихожанку Анну Афанасьевну Фролову. Поздоровался с ней и спросил:

— Куда идете, Анна Афанасьевна?

— К вам иду, сообщить, что в Рязань Полюшка Захаровская приехала. А когда у нее народ собрался, она сказала: «Вот все ко мне пришли: и блудники, и блудницы, и детоубийцы. Только батюшка Авель не пришел. Сходи, Нюша, к нему, попроси прийти».

Когда отец Авель услышал это, у него прямо ноги подкосились. Никаких особых пороков он за собой не чувствовал, а тут ему подумалось: «Неужели Поюшке открылось, что я скоро в каких-то пороках буду повинен? Так уж лучше мне не дожить до этого и раньше умереть». И тогда батюшка Авель решился сходить к Полюшке, разрешить свое недоумение и спросить об учебе в Семинарии. Поехал в Рязань, нашел дом, в котором она остановилась. Зашел. Полюшка принимала в темном полуподвальном помещении. Когда батюшка туда зашел, она повернула к нему слепое лицо и сказала:

— Ну вот и отец Авель пришел, благослови меня, батюшка.

А он подумал: «Мне надо благословляться у этой праведницы, а не ей у меня».

— Нет, это ты священник. Прошу твоего благословения, — ответила Полюшка на его мысли.

Отец Авель подошел, благословил.

— Садись, — сказала она и указала на лавку. — Скажи, у вас там, в алтаре, в шкафу акафист святителю Николаю есть?

— Есть.

— А преподобному Серафиму Саровскому?

— Есть, — отвечал батюшка Авель и мысленно представлял шкаф, в котором лежали эти книги.

А Полюшка словно стояла у этого шкафа, все видела и в своих вопросах перечисляла их. Наивно спрашивала:

— А такая-то книжка есть? А такая-то есть?

 Все книги она называла в такой последовательности, в какой они стояли в шкафу. Все книжки перечислила. И не назвала таких, каких там не было. В конце разговора отец Авель собрался с духом и спросил:

— Скажи, в какие пороки я могу впасть?

— У тебя уже есть порок...

— Как есть?! Я вроде никакого тяжкого греха не совершил. 

— У тебя порок сердца.

— Да я и на сердце не держу никаких грехов...

Тут Полюшка засмеялась:

— Есть порок, только не греховный.

Отец Авель не мог понять, что это за порок, но переспросить не решился. Он задал другой вопрос:
— Скажи, надо ли мне учиться в Семинарии? А она, повернув к нему вдруг посуровевшее лицо, громко ответила:

— У тебя нет архиерейского благословения. Поэтому поступать в Семинарию тебе не надо!

Так тайное стало явным. Дело в том, что отец Авель уже разговаривал на эту тему с владыкой Димитрием. Он учиться не благословил, сказав, что Господь его и без учебы умудрит. А отец Авель все-таки не оставлял своего намерения учиться и переспросил об этом Полюшку. Но она прозрела архиерейское мнение и поставила его выше своих суждений. 

А в конце разговора сказала, обращаясь к такой же, как и она, слепой Дунюшке:

^— Жалко мне отца Авеля, сердечко-то у него плохонькое. Лечиться ему надо.

Никаких нарушений в сердце он тогда не чувствовал. Но вскоре выяснилось, что у него порок сердца. С тех пор батюшка поддерживал сердце лечением а, вспоминая Полюшкину прозорливость, не падал духом и молитвенно боролся с недугом.