Матушка Пелагея, моли Бога о нас!

Еще задолго до закрытия захаровской Иоанно-Богословской церкви Пелагея предсказала ее разрушение. Так и случилось. В 1936 году с колокольни сбросили колокола, а в 1939 году здание отдали под склад райпотребсоюза.

— Это еще что, — говорила Пелагея, — вот скоро ее совсем разрушать начнут. А там и война начнется.

Эти слова каким-то образом стали известны в милиции. И ее немедленно арестовали. Стали допрашивать.

— Скажи-ка нам, убогая, откуда у тебя сведения о том, что скоро война будет, — усмехался Николай Бодров, вертлявый участковый милиционер.
— Может, вражеская разведка поставила тебя в известность?

— Да о войне-то все говорят, — отвечала Пелагея. А вот хочешь, скажу, что у тебя на голове есть кроме фуражки?

Участковый опешил. У него на голове был шрам. Однако ж под волосами его не видно. А рассказывать про него он никому не рассказывал. Да и сам почти забыл про этот шрам. Сколько лет прошло... Правда, иногда шрам дает о себе знать шероховатой болью.

— Ну, валяй, — смущенно пробормотал Николай.

Полюшка схватилась руками за голову и, качаясь, запричитала-запела:

— Ой, болит, ой, болит,

Забывать не велит!

Я с дружочком шел,

У канавы упал,

Ну, а он меня Сапогом топтал!

Милиционер от услышанного начал хватать ртом воздух и проглатывать его, как проглатывают горячую, обжигающую кашу. Все, что сказала эта слепая гугнивая бабенка, было правдой! Еще в 1914 году на войне с немцами он со своим другом из-за трофейных сапог подрался. Во время драки Николай свалился в канаву, а дружочек вскользь саданул его по голове подкованным каблуком своего сапога. Нанес рану, после которой остался большой шрам. Но как блажная могла узнать про этот дурацкий шрам?!